– Вы впервые увидели фехтование по телевизору в 17 лет. Не поздновато для того, чтобы выигрывать Олимпиады?

– Мне еще и 17 не было тогда. Я сейчас, когда рассказываю об этом, смеюсь. В то время телевизоры были – КВН, с маленькими экранами. Ставили линзы на них специальные, наливали жидкость, чтобы изображение четкое появлялось. На всей нашей улице Гаврикова, сейчас это район у метро Красносельская, всего один такой телевизор был – у моей подруги. У меня семья бедная, отец погиб, у мамы осталось двое детей, один из них – грудной ребёнок, трёхмесячный... Отца на войну в 1941-м забрали, в 1942-м в январе пришло письмо, что он погиб. Так что матери покупать не на что было телевизор.
Мы телевидение смотрели по четвергам, во второй половине дня, вещание не постоянно тогда велось. Все происходило как в избе-читальне, каждый со своей табуреткой приходил. И показали как-то передачу – «Учитесь фехтовать», из зала стадиона «Динамо». И все, я загорелась фехтованием!

– От телевизора КВН до серьезного фехтования – все равно целая пропасть.

– Училась я тогда в Московском речном техникуме, на Большой Ордынке, у Кремля. Прихожу в техникум, рассказываю всем про фехтование, так мне понравилось. А я ведь кроме как на учёбу и не ездила никуда. Три точки у меня были: Ордынка, дом на Гаврикова и Сокольники. Мне Евгений Завадский и говорит: «Знаешь, я уже пробовал заниматься фехтованием на «Динамо», но ушел». Номер подъезда назвал: «Там на втором этаже всех записывают». – «А чего ты ушел?» – «Да пошел в бокс, я в тяжелом весе там один. Прихожу, заявляюсь и уже чемпион, потому что больше никого нет».

– Пришли в секцию, и у вас сразу все получилось?

– Меня записали в общую группу. Тренер со мной даже ничего не делал: «Девочка, иди сама позанимайся». Я так до лета ходила, а летом у меня – практика, я же в речном техникуме, плаваю по рекам. И вдруг в сентябре письмо: меня ждут в секции! Я решила, что очень способная девочка, раз сами зовут. А это просто тренер всем рассылала, кто раньше занимался. А тренер в «Юном динамовце» – Чернышёва Раиса Ивановна. Аркадий Иванович ее родной брат, она известная спортсменка, чемпионка страны. И я пошла снова в сентябре, опять начала заниматься. А потом в зале появился мужчина, садится на скамеечку. И чувствую интуитивно – про меня разговор идет. Но это уже было на следующий год, когда мне 18 почти исполнилось. Это был Иван Ильич Манаенко – мой будущий тренер. Он меня увидел и почему-то решил, что должен меня тренировать, что-то разглядел. А я вообще ничего не умела делать, зубами только дралась, видно это его и привлекло.

– А вас чем привлекло фехтование? Жаждой борьбы, романтикой «Трех мушкетеров»?

– Просто эстетически нравилось. У меня до этого зала – никакого спорта в жизни и не было… Неподалеку от моего дома – на улице Русаковской – перед железнодорожным мостом был кинотеатр «Молот», туда мы каждую неделю за 10 копеек ходили фильмы смотреть, вот и все развлечения тогда. В школе еще были какие-то грядочки, мы биологией там занимались. У нас, кстати, было раздельное обучение – в классе одни девочки.

– Какие у вас разносторонние увлечения: и ботаника, и военно-морской кружок…

– Военно-морской кружок я посещала в районе метро Чистые пруды, а раньше Кировская. Училась алфавит показывать флажками, конструкцию парохода изучала. А куда еще пристроиться? Так и приняла решение пойти в речной техникум на штурманское отделение. А перед этим ботанику полюбила, благодаря преподавательнице Стрельцовой Антонине Александровне. Изумительный человек. Знаете, где метро Фрунзенская, сад Мандельштама? Здесь была городская Станция натуралистов. И там кончалась тогда Москва. Выращивала клубнику, меня даже представили на ВДНХ. Но дальше на фехтовании сосредоточилась, и уже не до ботаники стало.

– Вы же на «Динамо» занимались? Как вам сейчас новый стадион?

– Видеть его не хочу. В Москве что-то должно было остаться московским. «Лужники» сто раз переделали. Ладно, он меня не касается, он далеко и не близко к сердцу. ЦСКА построили, «Спартак» построили. Но один ретро, самый знаменитый стадион должен же был остаться! Это же история всей нашей страны. Сколько детей, сколько людей, сколько судеб, сколько больших спортсменов были воспитаны на том самом «Динамо»!

– Победа на Олимпиаде-1960. Для вас это наивысшее признание? Это то, чем вы гордитесь прежде всего?

– Я участница четырёх Олимпиад. Я единственная в стране спортсменка, которая четыре раза была в финале Олимпийских игр. Больше двух раз никто не был. Кровопусков был два раза. Забелина – вообще ни разу в финале не была. Тогда в Риме я попала в финал и считала, что лидер команды – это Растворова. Я вышла и не дерусь с ней. Мы у одного и того же тренера. Не была уверена в своих силах. И потом мы набираем одинаковое количество побед. А я жду перебои – пошла разминаться к ним. Вот только на Олимпиаде нет перебоев! А меня никто не просветил. И получилось, что на один укол я хуже, и пусть побед одинаково, оказалась я на четвертом месте. Но знаете, даже не переживала. А дальше еще был шанс в команде, там я отдала все, что могу, мы выиграли. В 1972 году на Олимпиаде в личной рапире я бронзу потом получила. Да, личного олимпийского золота у меня нет, есть только у Беловой, из-за ошибки судьи.

– Чем вам запомнились те римские Игры?

– Я была первый раз на Олимпиаде. Открытие, закрытие – зашел и вышел, не было тогда таких представлений, как сейчас. Потом уже появились такие церемонии, когда историю страны стали показывать. На Играх всегда интересно было – вот кумир, а ты с ним встречаешься. Мы-то в 60-м еще никто были, а вокруг известные спортсмены, и мы вместе, в одной столовой. Женщины тогда жили отдельно, даже мужчины-работники не могли к нам попасть. Много впечатлений на Олимпиаде, много.

– Вас не ограничивали в контактах?

– Да все это вранье, про ограничения, про слежку. У нас такого не было. Помню, с нами один поехал из органов, в Аргентину, на чемпионат мира в 1962-м, Ваня. Он сразу сказал: я такой-то, в случае чего – вы ко мне обращайтесь. В «Динамо» я его потом видела, он там что-то делал. А так особо КГБшников не было в наших командах.

– 1964 год. На той Олимпиаде «золото» взять не удалось. Почему?

– У нас Забелина отвалилась в последний момент. Из-за беременности. Срок был небольшой, врачи разрешали ей ехать, но она сказала – не поеду, боялась потерять ребенка. И поэтому Растворову включили, которая уже на сходе. Я из четырех поединков дала четыре победы в финале, а остальные наши – по одной. Шишова вообще ни одной. Вот и все. Расстроилась я ужасно. Для меня все, конец мира! Деньги не нужны, никакие походы по магазинам… Я только сижу и думаю: четыре года до реванша ждать, целых четыре года!

– Наши делегации на Олимпиадах часто селили на специальных советских лайнерах.

– В Токио такого не было. Это позже пошло - огромные команды. Не буду говорить, почему и зачем.

– Родченков американцам рассказывал, что для «антидопинговых» мер. Что на тех кораблях якобы были лаборатории, где наших лишний раз проверяли.

– Да пошли они к черту! У нас медикаментов-то не было никаких. Единственное, соль в брикетах разводили. Растворишь ее, сидишь и пьешь. Шоколад давали, плиточку. Половина – малинового цвета, половина – черного. И ничего больше не было.

– А соль-то зачем?

– Мы в день тратим где-то шесть литров воды. Одеты на боях в клеенку, все течет. Надо восполнять силы, вот и пили соль, чтобы вода не так выходила. А шоколад нужен для того, чтобы хоть что-то есть – ничего ведь не хочется.

– Зато вес в порядке.

– Нас вес вообще не заставляли держать, у нас и так голова есть, чтобы соображать. Фехтование – интеллектуальный спорт, как шахматы.

– 1968 год, Олимпиада в Мексике.

– Я же очень часто выходила на дорожку, 0:3 уступаю, а потом как будто с нуля начинаю и побеждаю. Психология в спорте – 90% успеха. У Беловой я, кстати, почти всегда выигрывала. Вышла в Мексике в финал – два боя, там же по «олимпийке», я всех побеждаю под ноль: всех чешу и ее чесанула. Тренер и говорит – ты смотри, не проиграй другим, нас сожрут за это. И я уже ни о чем не думаю, сижу только в обороне, только бы не уступить, вот и весь секрет. Слово убивает.

– 1972 год. Ваша четвертая Олимпиада, Мюнхен.

– Там, я считаю, показала блестящий результат. Потому что уже была паралимпийцем. Почему улыбаетесь? Мне с такой ногой только в Паралимпиаде участвовать надо было.

– Что случилось?

– В 1971 году в финале чемпионата мира во время последнего боя у меня разорвался мениск. А сказали: «У тебя растяжение связок. Ногу – в гипс». Миронова была в отпуске – знаете такую? Великий профессор, доктор, она на все Олимпиады с нами выезжала, Зоя Сергеевна. Она возвращается и смотрит: «Какой разрыв связок?! В колене месяц уже черт знает что творится!» А я хотела последнюю точку спортивную свою поставить на Олимпиаде 1972 года. Только нога не гнется, в колене жидкость. К кому ни обращалась – никто не мог помочь. Потом на Курской у нас был диспансер, там врач, Башкиров. Я ему показалась. Они с Зоей Мироновой конфликтовали, и Башкиров тайно меня лечил. Лонгет сделал. И я все упражнения в нём делала. И попала с такой ногой в состав сборной, в личный даже зачёт.

– Почти на костылях?

– Это сегодня наколенники и нарукавники разнообразные, а тогда ничего не было. Башкиров взял камеру от колеса машины. Сварил наколенник по моей ноге, надел его, и я только в согнутом состоянии могла двигаться. Разогнуть колено не могла, только ходить по дорожке и падать вперед. А толкаться больной ногой, выбрасывать себя – нет. И с такой травмой я попала в финал и заняла третье место в личном зачёте. И потом в командных соревнованиях выиграла «золото».

– Игры 1972 года стали для многих спортсменов шоком. Тогда в Мюнхене в олимпийской деревне произошел теракт, который провела палестинская организация «Черный сентябрь», захватившая в заложники делегацию Израиля. В ходе перестрелки были убиты тренеры, спортсмены, судьи. Каково было находится рядом с этим адом?

– Мы там ничего не знали. Все новости только через Москву получали. Помню, вдруг шухер какой-то. Мужики на нашей территории, а ведь в женскую часть никого и близко не пускают. Бегают туда-сюда. Нас собирают и объявляют: завтра день траура, соревнований не будет: «Вот такое-то дело произошло». Там вообще были за то, чтобы прекратить Игры, остановить их, но потом все продолжилось. У нас личные соревнования к этому моменту уже прошли. На следующий день командные должны были стартовать. И тут нам дают перерыв. И Миронова как раз ко мне: «Я тебе такой хороший укол нашла! Сейчас сделаем, ты хоть отдохнешь немножко». А у меня нога сильно распухла, болела очень.

– А со второй ногой что случилось?

– Болела все время, жидкость накапливалась, я нагрузку ведь на неё перенесла с другой ноги. Пять лет лечилась у одного врача, который говорил: «Ну потерпите немножко». Когда пошла к хирургам, говорят: «Слушай, а как ты ходишь, у тебя две голые кости друг о друга трутся. Хочешь сесть в коляску?». «А я наркоза боюсь общего». «Под местным сделаем». Под местным и пилили. Не спишь, все слышишь, что с тобой делают.

– Вы ведь и руку травмировали. И с этим повреждением стали чемпионкой мира.

– Это во Франции, в 1965-м, когда я выиграла чемпионат мира в личных соревнованиях. У нас впервые по олимпийской системе выбывание ввели после второго поражения. Четыре человека попадают по прямой в финал, а остальные выбывшие идут по второму пути, откуда всего двое выходят в решающие схватки. Но если второй раз проиграл, вылетаешь. У меня бой с румынкой. У нее точеная рапира. И она мне в руку попадает – дырка, и я вся в крови. Пошла зашивать. Покинула дорожку, засекается время, и через 5 минут надо встать обратно. Начали для меня уколы искать, противостолбнячные. И не успели, засчитали поражение. Я попала в тот самый второй путь. Пробилась через него в финал и выиграла.

– Вы были непосредственной участницей многих исторических событий. Сейчас про это время – эпоху больших побед нашего спорта – активно снимаются художественные фильмы: про Льва Яшина, про Валерия Харламова, про победу сборной СССР по баскетболу на Олимпиаде-1972, про Эдуарда Стрельцова.

– Я не люблю эти фильмы смотреть. Я живой свидетель, и мне художественные фильмы про конкретных людей не нравятся, потому что я досконально по мелочам все знаю. Стрельцов, например, за него же борьба между клубами шла, чтобы он не играл. Со мной рядом Качалин жил, он тогда был тренером сборной. Он не пошел за Стрельцова заступаться. Конечно, тот был великий, но тогда другие требования были к людям. А Стрельцов на весы все поставил: я и остальные. Дальше больше скажу. Когда Стрельцов вернулся из тюрьмы, тренер был Иванов Валентин в «Торпедо». Он Эдуарда взял, а потом отчислил. Договорились, что тот будет нормально себя вести и слушаться. А он – «пошел ты!» И тот психанул.

– Вы сами не хотите книгу воспоминаний написать?

– Да, мне говорят, давай издадим книгу. А мне надо десятитомник писать! Я столько рассказать могу. Неинтересно. Если писать книгу, то только как учебное пособие, как наставление в вопросах воспитания, в вопросах поведения человека. Чтобы он прочитал и что-то для себя оставил. А просто свою семью фотографировать… Я вот с Олегом Табаковым дружила, но никогда не афишировала. До последнего с ним была, в Кремле встречались. Когда он умер, я страшно переживала. Как моя молодость. Олег умирает – у меня все оборвалась, будто я уже старуха.

– Говорят, вы большая футбольная болельщица?

– Раньше я болела за… итальянца, вместе на радио выступали. По-моему, он в Турине играл. Анастази, был такой. А сейчас – Месси, бог в футболе. Если он уйдет из «Барселоны», то этой команды для меня уже не будет, а за самим Месси и дальше буду смотреть, болеть.

– А из российских футболистов?

– Нет… Вы вспомнили Стрельцова, а видели, как он играл? Стоял на одном месте. А потом вдруг оказывался там, где нужно – гол! То поколение прекрасное. Исаев, Ильин, Башашкин. Я их всех помню.

– И что привозили?

– Карандашик какой, ерунду. Что на эти деньги можно купить? Ничего, мелочи: бритву, станочек. Пойдем на базар – что-то увидим там, платочек, косыночку. Иногда задерживались, самолет раз в неделю летал. Два дня там жили лишних, чтобы перелета дождаться. Мы же только «Аэрофлотом» могли летать. Поэтому иногда счастье приваливало, могли что-то посмотреть, погулять.

– А в СССР чувствовали, что вы элита?

– Да какая мы элита, получали по 80 рублей.

– Трехкратная олимпийская чемпионка?

– Выиграешь, а тренер говорит — че ты нос задрала? Слезай с пьедестала, завтра в 10 утра на тренировке тебя жду. Так что сразу на землю. Сегодня могут после Олимпиады отдохнуть, деньги им будут платить. Я получила 800 рублей за Олимпийские игры в Риме. На это даже гарнитур для комнаты нельзя было купить.