— Фильм «Движение вверх» поспособствовал возрождению интереса к победе баскетбольной сборной СССР на Олимпиаде в Мюнхене. Однако родственники Александра Белова и Владимира Кондрашина судились с создателями этой картины «за искажение личных взаимоотношений», но проиграли. А вы как отнеслись к появлению этого кино?

— Самое главное — фильм не документальный, а художественный. Поэтому создатели имеют право на какой-то вымысел, чтобы зрителям было интересно смотреть. Документальные-то кадры можно и в интернете скачать, пожалуйста. Конечно, в «Движении вверх» очень много придумано. Поехать всей сборной на свадьбу в Грузию! Пойти за границей в бар и там напиться, а потом тренеру всё рассказать, да ещё чтобы он игроков вытаскивать пришёл… В Советском Союзе такое вообще невозможно было. Наше время было довольно-таки строгое. Да и мы понимали, что готовились не к каким-то там проходным играм, а к Олимпийским. Это ведь самое главное соревнование в жизни спортсмена.

— А правдивые моменты тогда можете назвать?

— Таможня. Ко всем ребятам действительно после возвращения из-за границы в аэропорту лазили в сумки. Досконально смотрели. В то время был закон: можно провезти в СССР только три одинаковые вещи. А если пять… Со мной такая история как раз и случилась. В Париже впервые в жизни увидел рубашки на свой рост с длинными рукавами. Обычно рукава-то у моих рубашек заканчивались чуть ниже локтя. Ну и я купил себе, естественно, на все деньги, пять штук. Их конфисковали, решили, что это контрабанда.

И самое главное, в фильме очень хорошо показаны те самые три секунды в конце матча, когда решалась судьба всего противостояния со сборной США. Исторический момент отражён точно. Трибуны ведь на самом деле то замолкали, то взрывались аплодисментами.

— История тех трёх секунд стала легендой советского спорта. А вот американцы эту победу сборной СССР до сих пор не признают. Ну а вы тогда в какой момент осознали, что стали олимпийским чемпионом?

— После окончания матча нас отправили в раздевалку. Мы там сидели и ждали решения: будет переигровка — не будет. Очень долго сидели. Ну а потом нас отвезли в Олимпийскую деревню, в гостиницу. Я лёг спать и моментально отключился. А утром часов в девять проснулся и пошёл в комнату, где у нас проходили собрания. Вся команда была там, сидели, смотрели телевизор, обсуждали. И только в час дня второй тренер Сергей Георгиевич влетел в комнату и сообщил: «Всё! Результат утверждён. Мы официально олимпийские чемпионы!»

— Правда, что вы смогли пересмотреть видеозапись того финала только через 35 лет?

— Так он же не транслировался в Советском Союзе. Поэтому, кроме последних трёх секунд, я больше ничего долгое время не видел, даже эпизодов никаких. А потом, когда удалось посмотреть, то я с большим интересом это сделал, ведь почти не помнил ни то, как проходил матч, ни тем более деталей каких-то. Осталось только ощущение огромного напряжения. Я даже не знал, что было три вбрасывания мяча в концовке, думал, два. Меня же поменяли, я сел на скамейку и накрыл голову спортивной кофтой. Думал: «Как так?! Выигрывать весь матч и так обидно уступить. Проиграть такие соревнования!» И вдруг услышал голос Кондрашина: «Ваня! Ваня! Сашке пас!» Я поднял голову и увидел пас Вани Едешко через всю площадку. Когда Сашка поймал мяч, у меня была одна мысль: только бы он не сделал пробежку. А Саша, как учили в детской спортивной школе, развернулся и забросил победный мяч.

Тут взрыв эмоций, все выскочили на площадку. Сирена! Куча-мала! А мне почему-то именно в тот момент вспомнился чемпионат мира в Любляне. Его югославы выиграли и тоже на площадке куча-малу устроили. Одному из игроков сломали ребро. Я подумал, что надо быть аккуратнее в такой ситуации, и побыстрее вылез оттуда.

— Вы упомянули историю с таможней в 1969 году, однако с вами случилась и другая — гораздо более серьёзная. В 1973-м после возвращения из турне по Америки на таможне в Шереметьеве в вашей сумке нашли револьвер «Смит и Вессон» 22 калибра…

— Я, Саша Белов, Михаил Коркия, Иван Дворный – четырёх человек остановили тогда на таможне. А история такая была. Мы выступали в турне в Америке, за 22 дня провели 11 матчей. А потом оставили вещи в Нью-Йорке и полетели в Перу, там прошёл первый и единственный фестиваль мирового баскетбола. Потом ещё посетили Панаму, Коста-Рику. И вернулись в Штаты, чтобы забрать свои сумки из Федерации баскетбола в Америке, и лететь уже домой. Погуляли немного, а вечером отправились в аэропорт. В Москве — проверка жёсткая. Там в урнах на таможне нашли три пакета, перетянутых одинаковым пластырем — с пистолетом «Беретта», с патронами к нему и с браслетами магнитными, от гипертонии. Я не вёз ничего запрещенного, поэтому пошёл на осмотр первым. Расстегнул сумку, а там сверху – пистолет.

— Правда, что от более серьёзных последствий вас — офицера — спасло заступничество министра обороны маршала Гречко?

— Министр фразу произнес: «У каждого офицера должен быть пистолет». А ещё за меня заступился председатель Спорткомитета Сергей Павлов. И кгбшник, который сопровождал нашу команду, тогда сказал: «От кого угодно ожидал, только не от Алжана. К нему никогда претензий не было». Там ещё начался чемпионат Советского Союза, ЦСКА в первых трёх матчах уступил. Меня срочно посадили на самолёт и отправили в Тбилиси. Я стал выходить на площадку, и чемпионат СССР мы в очередной раз выиграли.

— У вас есть ответ, почему вы — баскетболисты, национальные герои, победившие американцев — попали в такую историю? Ведь на долгие годы потом всех советских спортсменов, выезжавших за границу, пугали произошедшим с вами?

— Время такое. Звёзд никаких не было, все равны, все — простые граждане Советского Союза. Нельзя было никого выделять. В то время вообще не превозносили так спортсменов, актёров, как сейчас. Ничего ещё не сделал, а уже народный артист России, звезда.

— В вашей карьере были два выдающихся тренера — Александр Гомельский и Владимир Кондрашин. Какими качествами они обладали?

— Честно говоря, по человеческим качествам — не могу говорить о человеке, которого уже нет. Кондрашина я уважаю больше. Он действительно тренер был, именно баскетбольный, современные тренеры на них больше походят по манере, по подходу к игре и по её ведению. Гомельский больше был организатор, очень сильный организатор. А тренировать и достигать результата с командой, где собраны лучшие игроки Советского Союза, легче, чем с теми, которых ты сам вырастил. Поэтому я считаю, что Кондрашин — самый сильный тренер в Советском Союзе.

— На Олимпиаде в Мюнхене сборной США руководил Генри Айба. Он ввёл правило, согласно которому атаковать кольцо его игроки могли только после пятой передачи. Знали вы об этом тогда?

— Я не мог знать, у них свои тайны, все скрывали свои тактики и комбинации. Как вести игру — дело тренера.

— Кондрашин в том самом финале чуть ли не впервые постоянно менял игроков, одних под атаку выпускал, а других — под оборону. Это нервировало команду?

— У каждого тренера свой подход, своя методика, своё видение игры. Достоинство Кондрашина всегда было в том, что он очень чётко читал рисунок игры. Понимал — какой в данный конкретный момент можно и нужно сделать тактический ход.

— Главный герой того матча — Александр Белов, ставший автором победного броска, умер очень рано — в 26 лет. Как вы узнали о его уходе из жизни?

— Всё не так, как в фильме. У него была скоротечная болезнь. Он играл в чемпионате Советского Союза, всё было нормально. Помню, в Сухуми на сборе тренировались, Гомельский сказал про Сашу: «Он приедет позже». И в какой-то момент открывается дверь, и заходит Саша. У меня в то время уже были линзы, на Олимпиаде-то я без них ещё играл. И как я глянул на Сашу, мне страшно стало. Человек из молодого цветущего парня превратился в дряхлого старика. Лицо такое похудевшее, морщины. Врач сборной взял его в Сухуми на обследование. И потом Саша уехал домой, заниматься здоровьем. Мы улетели на чемпионат мира. Сидим в Маниле, смотрим тренировку соперников. 2 октября — в мой день рождения — подходят к нам ребята из итальянской сборной и говорят: «Саша Белов умер». Мы были в шоке. Гомельский побежал звонить в Москву. Информация подтвердилась.

— Самый выдающийся баскетболист, с которым вы играли?

— Считаю, первым должен быть Гена Вольнов. Ещё Серёга Белов, он тоже, как и Гена, — участник четырёх Олимпиад. А по таланту — Саша Белов.

— Александра Белова ведь на драфт в НБА первым из советских баскетболистов поставили. Вы это обсуждали?

— Когда мы в турне по Америке ездили, то нам предлагали в НБА выступать, в команде, которая потом исчезла. Предлагали большие деньги, огромные. Только это нереально было. Как уехать из Союза? Родственники, братья, сёстры — все могли серьёзно пострадать.

— При этом, играя на таком высоком уровне, вы ведь имели серьёзные проблемы со зрением. Как удавалось справляться?

— Тяжело. У меня зрение было минус два. И сейчас такое же — после того, как операцию сделали. В ЦСКА я играл без очков и в Мюнхене тоже. А после Олимпийских игр стало ясно, что нужны линзы. Отвели меня, благодаря знакомым, в институт глазных болезней, обследовали. И потом на станке — тогда не было мягких линз — из оргстекла выточили. Представляете, соринка попадает. Слезы текут, терпишь. И вот так вот месяц примерно я привыкал. Было очень мучительно. Стал играть, далеко видно все, чётко. Здорово. Проблемы были, только когда в борьбе под щитом линзы выпадали. Тогда матч останавливался, и все начинали искать их по площадке. Находили — я шёл их мыть и заново надевал, даже треснутые.

— А вы ведь вообще баскетболистом стали вопреки многим обстоятельствам.

— Я оканчивал школу в своём поселке Таваксай, в десятом классе учился, и к нам прислали учителя физкультуры, грека. Он впервые показал, что такое баскетбол. А потом я на завод поступил работать. И инструктор физкультуры меня — высокого парня — увидел на проходной. «Ты в баскетбол играешь?» — «Нет». — «У нас есть команда, приходи потренируйся, у тебя данные хорошие». Мне интересно стало, я играть всегда любил, азартный был, хотел побеждать всё время. А физически сил мало, после смены тяжело тренироваться. Сходил один раз, но добираться до своего посёлка обратно непросто — вечером автобус не ходит уже, 15 километров надо пешком идти. А потом я травму получил на заводе. Работал на станке и в конце смены отвлёкся на девчонок, которые мимо проходили. Руку затянуло в станок и отчекрыжило две фаланги на пальцах. И после этого я о баскетболе и не думал больше. Только инструктор не отставал. Он же и посоветовал в институт физкультуры в Ташкенте поступать. Так и сделал. И только там в 19 лет начал серьёзно тренироваться.

— 26 апреля 1966 года Ташкент был почти полностью разрушен девятибалльным землетрясением. Помните этот день?

— Тогда как раз и учился в институте. Жил в общежитии — старое здание, кирпичное ещё, царской постройки. Метра полтора стены. В нашей команде — восемь человек. В углу моя кровать стояла. В этот день мама должна была приехать ко мне из Таваксая. Мы договорились, что я её встречу на вокзале. Просыпаюсь от того, что меня схватили и трясут. Шум, гам, всё сыпется. Думаю, бомбят. Все вскочили в комнате. А выйти не можем — дверь не открывается: забыли, что она на крючок закрыта. Выбили её. В коридоре — туман, штукатурка сыпется, ничего не видно. Собрались во дворе на баскетбольной площадке — кто в чём одет. А это ведь апрель — холодно. Смотрим, как дом ходуном ходит. Потом закончило трясти, и я пошёл в общежитие, а там — кошмар — стены целой нет.

— Как быстро город восстановили?

— Очень быстро. За год. Дома танками доламывали и новые строили. Со всего Союза приезжали люди помогать. Хорошие дома построили. Мне в таком, потом, когда за СКА Ташкент играл уже, квартиру потом дали.

— Вы ведь и в Москву, в ЦСКА, не хотели переезжать?

— Два года от них прятался. А потом меня Гомельский не взял на Олимпиаду-1968 в Мексику. В состав сборной даже включили, который напечатали в газете, в Ташкенте все очень обрадовались. А меня не взяли в итоге. И на чемпионат Европы через год примерно по такой же схеме не попал. И в конце 1969 года уже согласился в ЦСКА перейти. И в 1972-м стал олимпийским чемпионом.